Меню
| Жития святых | •Рассказы для детей | Стихи | Воспитание | Бди | Детский Фотоальбом | Тематические ссылки | Разное |
Романов-на-Мурмане. Детская страничка. Рассказы для детей. Плетешок. (Скачать архив - версия для печати)
Плетешок
Алексей Ремизов
Русские повести
По благословению
Епископа
Нижегородского и Арзамасского ГЕОРГИЯ
Отпечатано по изданию:
Журнал “Путь” №2, январь 1926г.
Из книги “Плетешок”. Московская пчела.
Дела человеческие
“Приди, покажу тебе дела человеческие!”
Я поднялся из своего затвора и силою духа был отведен в лес - в лесу я увидел человека, рубящего дрова: рубил человек дрова и, нарубив, схватил большую охапку, чтобы нести. И не мог. Бросил охапку и снова принялся рубить. И нарубив, опять захватил охапку, и опять не под силу. И так несколько раз, и каждый раз бросал дрова и начинал снова рубить.
“Вот человек, поднявший большой грех, но по малодушию не может перенести его, а вместо покаяния - прилагает беззаконие к беззаконию, грех на грех”.
И очутился я во дворе дома - во дворе я увидел человека у колодца, черпающего воду: у колодца стоял человек и черпал воду в утлый сосуд - и вода проливалась в колодец.
“Хочет человек доброе дело сделать. Но душа его ничтожна и мелка. И вот и добрые желания, а никого не утоляют, а льются сквозь душу, как вода”.
И отведен я был в третье место - к вратам церкви - у церковных ворот увидел я двух всадников на конях: держали они бревно поперёк, хотели ввезти в ворота и не могли.
“Вот иго правды, но в руках гордых “партийцев”. Ни один не хочет смириться и положить бревно — не хочет сознаться в своей ошибке. И оба остаются за вратами”.
И я возвратился в свой затвор — и было мне на раздуму. Был властелин велик.
Властелин
Имел он власть над всеми царствами - все властители и цари были подчинены ему - вся земля.
И возгордился властелин и, чтя себя равным Богу, имя свое поставил выше самой судьбы.
***
На Коляду - в вечер Рождества - созвал властелин к себе на пир убогих и нищих со всех окрестных стран.
И, взяв с собой большие сокровища - серебро и золото — сел на престол перед убогими и нищими.
- Просите у меня, что хотите: я вам дам! Они же, как один, ответили:
- Дай нам бессмертие!
***
И повелел властелин, зная страсти человеческой души - корысть, зависть, сластолюбие - повелел рабам-челядинцам и юношам, и девам, и всем женам своим, и гудцам, и свирцам, и скоморохам выйти на пиршество, стать круг престола со слонами, конями, верблюдами и крокодилами.
И пир загорелся огнями и кликами.
И резче всякого клика и человечьего и звериного прозвучал клич самого властелина к убогим и нищим:
- Всё это - ваше! Даю вам!
- Дай нам бессмертие! - был ответ.
***
И тогда по повелению властелина воздвигнут был великий жертвенник: несметные дары от моря, гор и лесов возжены были в честь пирующих.
И юноши и девы, как богов, славили убогих и нищих и, хваля, кланялись убогим и нищим, как царям - земным богам.
Но яд человеческого призрачного счастья -слава и почесть - не отравили душу убогих и нищих.
- Дай нам бессмертие! - и в третий раз сказали они, как один.
- Да я же сам смертен! - воскликнул властелин и стал, как столп.
И тихость нечаема, как тьма внезапная, покрыла клики и песни и гвар и плеск.
- Так зачем же ты грабишь и воюешь, порабощаешь народы, смертью казнишь, гоняешься за славой и клевещешь, собираешь богатство, обманываешь и обольщаешь - сколько беды пошло в мир, сколько слёз! И насилию твоему нет конца! И куда хочешь нести награбленное или где хочешь скрыть свои богатства? Не один ли пойдёшь в землю?
- Если оставлю поступать так, - гордо ответил властелин, - то и все остановится творимое на земле: замрёт всякая жизнь!
Они же сказали ему:
- Добру не повелено остановиться, ибо добро от света повелено. А злое - от тьмы есть. Зло и ложь достоит огнём сжечь, ими сам гореть будешь.
И убогие и нищие покинули пир.
Древняя злоба
Старец, великий в добродетелях и прозорливый, побеждая демонские искушения и ни во что уж ставя их коварства, достиг совершенного бесстрастия, обожился духом и чувственно видел и ангелов, и бесов и все их действа над человеком.
Видел старец ангелов, видел и бесов.
И не только шапочно знал старец всех бесов, но и каждого поименно.
И, крепкий в терпении, без страха досаждал им и смеялся над ними, а то и горько пошутит, поминая им небесное низвержение и будущую в огне муку.
- Доиграетесь, - скажет, - несчастные, подпалят вам ужотко хвост!
И бесы, хваля друг другу старца, почитали старца.
И уж приходили к нему не искушения ради, а из удивления.
И кланялись ему: явится в час ночного правила одноногий какой - есть об одной ноге бесы такие, а рыщут так быстро, как мотоциклетка!
- прикроется ногой с головкой и стоит в уголку смирно, пока не попадется на глаза старцу, а попался - поклонится и пойдёт.
Вот был какой великий старец!
На сходбище бесовском зашёл как-то разговор у бесов о небесных тайнах.
И один бес спросил другого беса:
- А что, товарищ, если кто из нас покается: примет Бог его покаяние или не примет?
- А кто ж его знает! - ответил бес, - это никому неизвестно.
Зерефер же, слыша речь бесов, вступил в разговор.
- А знаете, товарищи, - сказал Зерефер, - я пойду к старцу и искушу его об этом.
А был Зерефер сам велик от бесов и был уверен в себе и не знал страха.
- Иди, - сказали бесы, - только трудное это дело: будь осторожен, старец прозорливый, лукавство твоё живо увидит и не захочет спрашивать об этом Бога.
Зерефер преобразился в человека. И солдатом в щегольском френче вышел от бесов к старцу.
***
В тот день много было приходящих к старцу - много пришлось старцу принять и беды, и горя, и глупости.
И после вечерних молитв, когда наедине в своей келье размышлял старец о делах человеческих - в келью постучали.
Старец окликнул - и поднялся к двери.
Солдат, переступив порог кельи, с плачем упал к ногам старца.
Крепкое человеческое сердце не могло бы не вздрогнуть от таких тяжких слёз.
- Что такое? О чём ты плачешь? - растроганный плачем спросил старец.
- Не человек я! - отвечал солдат. - Я сам дьявол! Мои преступления ужасны.
- Чего же ты хочешь? Я все сделаю для тебя, брат мой!
Плач надрывал сердце, а смирение человека, в покаянии равнявшего себя с самим дьяволом, открывало сердце.
- Лишь об одном - одно хочу спросить тебя, - сказал солдат, - ты помолись, и пусть объявится тебе: примет ли Бог покаяние от дьявола? Если примет от дьявола, то и от меня примет: дела мои - дела дьявола.
- Хорошо, будет так, как просишь, - сказал старец, - поутру приходи и я тебе скажу, что повелит мне Бог.
***
Старец стал на молитву и, воздев руки к Богу, много молил, да откроется ему: примет ли Бог покаяние от дьявола?
И вдруг, как молонья, предстал ангел:
- Что ты всё молишь о бесе? - сказал ангел. - Или спятил? Ведь это ж бес, искушая, приходил к тебе.
Старец закручинился.
Знал он всех бесов и с одного взгляда каждого видел, и вот скрыл от него Бог умысел бесовский.
- Не смущайся, - сказал ангел, - таково было смотрение Божие. И это на пользу всем согрешающим, чтобы не отчаивались грешники: ибо не от единого из приходящих к Богу не отвращается Бог. И когда явится к тебе бес, и станет спрапшвать тебя, скажи ему, что и его примет Бог, если исполнит он повеленное от Бога покаяние!
И ангел внушил старцу о угодном Богу покаянии.
Поклонился ангелу старец и восславил Бога, что услышана его молитва.
И сказал ангел, отлетая:
- Древняя злоба новой добродетелью стать не может! Навыкнув гордости, как возможет дьявол смириться в покаянии? Но чтобы не сказал он в день судный: “Хотел покаяться, и меня не приняли!” - ты передай ему, пусть же исполнит покаяние, и Бог примет!
***
Без сна провёл старец ночь в тихой молитве.
Молился старец за род человеческий - за обедованную измученную землю и за беса, алчущего покаяния.
Рано по утру, рано - ещё до звона старец услышал знакомый плач - и плач этот был так горек, и отчаяние так смертельно, что и самое крепкое человеческое сердце не могло бы не вздрогнуть от таких тяжких слёз.
Солдат стучал под окном и плакал.
Старец узнал его голос и отворил дверь кельи.
- Я молил Бога, как обещал тебе, - сказал старец, - и мне открыл Бог, что и тебя примет, если ты исполнишь заповеданное покаяние.
- Что же я должен сделать?
- Хочешь каяться, так вот что сделай: стоя на одном месте, ты должен три лета непрестанно взывать к Богу во все дни и ночи: “Боже, помилуй мя, древнюю злобу!” - и это скажи сто раз; а другое сто - “Боже, помилуй мя, мерзости запустения!” - и третье сто скажи - “Боже, помилуй мя, помраченную прелесть!” И когда ты это исполнишь, сопричтет тебя Бог с ангелами, как прежде.
- Нет! Этого - никогда! - сказал Зерефер, великий от бесов, бесстрашный, уверенный и гордый и, дохнув, весь переменился, - если бы хотел каяться так и спастись, я б это и без тебя давно сделал. “Древняя злоба”? Кто это сказал? От начала и до ныне я славен, счастлив и удачен, и все, кто мне повинуются, счастливы и удачны. И о чём люди просят, как не о счастье и удаче? И какая ж это “мерзость запустения”? Этот мир со звёздами и бурей! И какая это “помраченная прелесть”? Ведь всякому хочется жить не как-нибудь, и я даю эту жизнь. Я дал человеку радость, я дал человеку и смерть! Нет, я не могу так себя обесчестить!
И, сказав, бес был невидим.
“Древняя злоба новой добродетелью стать не может!” - уразумел старец слова ангела и с горечью принял их в своё сердце.
Завет
От святой великой соборной церкви - Святыя-Софии-Неизреченныя-Премудрости-Божия - шёл Варлаам к себе в монастырь на Хутынь.
У великого моста через Волхов народ запрудил дорогу - тащили осуждённого, чтобы бросить его в Волхов.
Увидев осуждённого, велел Варлаам слугам своим стать на том месте, где бросать будут, а сам стал посреди моста и начал благословлять народ.
И благословляя, просил за осуждённого: “Выдать его для работы в дом Святого Спаса!”
И как один, голосом воскликнул народ:
- Преподобного ради Варлаама, отпустите осуждённого и дайте его Варлааму. И пусть помилован будет в своей вине!
И осуждённого выдали Варлааму.
И взял его Варлаам с собой и оставил у себя жить в монастыре.
И работая в монастыре, человек этот -преступник осуждённый - оказался и работящим, и совестливым, и никакого зла от него не видели!
Это было у всех на глазах, и каждый благословил дело преподобного Варлаама.
***
Случилось и в другой раз, когда шёл Варлаам к великому мосту - вели осуждённого, чтобы бросить его с моста в Волхов.
Родственники и друзья и много народа с ним, увидя Варлаама, пали пред ним на колени, прося: пусть благословит народ и отпросит себе осуждённого.
- Избавь от смерти!
Но Варлаам, как и не видел никого, как и никаких просьб не слышал, - поспешно прошёл он через мост, и все его слуги с ним.
- Грех ради наших не послушал преподобный нашей просьбы! - сокрушались родственники и друзья осуждённого и сочувствовавший народ.
А другие, припоминая бывшее с тем осуждённым, говорили:
- Вот и никто его не просил тогда, а сам остановился и начал благословлять народ и отпросил осуждённого у супостатов его и народа.
Печалились друзья осуждённого:
- Много мы просили его, но он отверг наше моление, и за что, не знаем!
Подошёл священник, “поновил” осуждённого и, дав ему причастие, благословил на горькую смерть - и тогда сбросили осуждённого в Волхов.
У всех это осталось в памяти - и много было скорби в народе.
***
От святой великой соборной церкви - Святыя-Софии-Неизреченныя-Премудрости-Божия - шёл Варлаам к себе в монастырь на Хутынь.
И у великого моста народ, увидя его, приступил к нему.
- Отчего так: первого того осуждённого - за него никто тебя не просил! - и ты избавил его от смерти и позаботился о нём, и вот он живёт! А другого ты отверг и не внял просьбе ни родственников его, ни народа, заступающего перед тобой, и вот он погиб?
И сказал Варлаам:
- Знаю, вы внешними очами видите только внешнее и судите так, сердечные же ваши очи не отверзты! И вот тот первый осу ж денник, которого испросил я у народа, был во многих грехах человек и осужден по правде за преступные дела, но когда судьи осудили его, пришло в его сердце раскаяние, а помогающих у него никого не было, и оставалось ему - погибнуть. А тот другой осуждённый - неповинный, напрасно осужден был, и я видел, мученической смертью умирает, и уж венец на его голове видел, он имел себе высшего помощника и избавителя, и участь его была выше нашей! Но вы не соблазнитесь от моих слов и одно помните: горе тому, кто осудил неповинного, а ещё горше тому, кто не стал на защиту неповинного!
И это памятным осталось на Руси русскому народу.
Царевич Алей
Был великий хан Огодай.
Правил Огодай своим царством разумно, и был порядок в его царстве. И быть бы ему довольну, да случилось большое горе: царица Туракина лежала в проказе.
Печально проходили годы. Не собирал Огодай пиры, как раньше, не затевал игрищ, не тешился потехой.
Кроток вырос Алей царевич. Женился Алей - и опять горе: царевна Купава сделалась бесноватой.
***
Разумно правил Огодай своим царством, разумные давал законы, и любил Огодай о божественном послушать - очень хотелось ему Христа увидеть!
Раз прилёг Огодай отдохнуть после обеда, лежит себе раздумывает - и видит, откуда ни возьмись, птичка! Летает посреди палаты, и такая необыкновенная!
Смотрит Огодай на птичку и диву даётся.
А птичка взлетела под потолок, да как ударит крылом - посыпалась с потолка извёстка, да пылью Огодаю прямо в глаза - и ослеп Огодай.
Ослеп великий хан царь Огодай!
И сумрак покрыл царские палаты. И никому не стало доступа во дворец - крепко затворился Огодай.
И ещё печальней потянулись дни.
***
А слух уж пошёл: стали в народе поговаривать: “Слепотой поражён царь!”
И стало в народе неспокойно.
Призвал Огодай царевича Алея:
- Иди, - сказал сыну, - в дальние земли, да не бери с собой никого: ещё станут обо мне рассказывать, о моей слепоте! Один иди, собери дань: на это мы и проживём! Как узнают люди, что ослеп я, придёт другой царь и захватит наше царство. А что соберёшь, то и будет нам напоследок.
***
Пошёл царевич Алей в дальние земли - и никого с собой не взял, как отец наказывал ему. А был Алей очень жалостлив -
жалко ему было слепого отца,
жалко прокажённую мать,
жалко бесноватую жену.
И много тужил он.
В дальней земле нанял себе Алей слуг и собирал дань с “великой крамолой” - и мало ему давали.
Спешил Алей - и ничего не выходило путного.
А наёмные слуги, крамолой возмутив народ, оставили его.
***
Жалостью замучилось сердце: жалко ему было народа, что возмутил он крамолой - жалко наёмных слуг, до его прихода мирных людей, обольстившихся лёгкой наживой и ожесточённых наёмным делом, жалко ему было отца, мать и жену: придёт другой царь, возьмёт их в царство.
“И куда пойдут они: слепой, прокажённая и бесноватая?”
“Кому таких надо?”
“Кто их приютит?”
“И сам он чем им поможет?”
“И хоть бы дань собрал - и это было б им про чёрный день, а то ничего! И то малое, что дали ему, он отдал как плату наёмным слугам, а они же, получив деньги, бросили его!”
За городом при дороге сидел царевич Алей один с пустыми руками.
И лучше бы ему самому ослепнуть, как отец ослеп!
Быть прокажённым, как лежит мать прокажённая!
Стать бесноватым, как жена бесноватая!
И лучше бы ему самому быть тем народом, обиженным через наёмных слуг, тем ожесточившимся народом, излившим ожесточение своё и обиду в непокорстве!
И лучше бы поменяться ему местом со слугами, которых проклинает народ, и, которые, исполняя его волю, за всё его же одного и винят!
***
И когда так сидел царевич Алей при дороге, покинутый, со своей отчаянной жалостью, и уж чернело в его глазах. И сумрак, кутавший его, был ночнее сумрака, упавшего на отцовский дом, непрогляднее сумрака, простершегося над обиженным, ожесточённым народом, удушливей сумрака, обнявшего наёмных слуг, промотавших и плату, и награбленное.
И тогда почувствовал Алей, что один он на земле - кругом один! - какой-то подошёл к нему:
- Возьми меня, сказал он, я тебя не оставлю.
- А откуда ты?
Странник показал на гору - там на горе ёлочки стояли крестами в небо.
- Там.
- А как тебя звать?
Странник смотрел на Алея, ничего не отвечая.
- Кто ты?
Странник только посмотрел на Алея. Алей протянул руки к нему.
- Ты меня не оставишь?
- В чём твое горе? - спросил странник.
- Я раб великого хана царя Огодая. Послан царём собирать дань. И вот мне ничего не дают. А велено мне собрать дань поскорее.
- Я тебе соберу. Оставайся тут, я пойду в город.
И странник пошёл один в город.
А царевич Алей остался. И видел Алей - свет голубой дорожкой таял по его следу.
***
А скоро из города показался народ: шли по дороге к царевичу и несли дань.
И откуда что взялось - так много было и золота и серебра! - о таком сокровище царевич и не думал!
“И всё это для него!”
“И всю эту дань он передаст отцу!”
“И эта дань куда больше той, какую ждёт Огодай себе про чёрный день!”
За богатыми пошла беднота.
И когда последняя старушонка-нищенка Клещевна, истово перекрестясь, положила свою последнюю копейку, поклонилась татарскому царевичу и поплелась назад в город в свой арбатский угол к Власию, царевич Алей стал перед другом.
- Что я могу сделать для тебя?
- То, что я тебе.
- Ну, будем навеки братья!
И царевич подал страннику свой пояс. И странник, взяв пояс царевича, связал его со своим поясом, и опоясал себя и царевича.
- Это братство, - сказал странник, - более кровного братства рождённых братьев. Как счастлив тот, кто избрал себе брата и был ему верен!
- Много серебра и золота с нами, - сказал царевич, - пойдём в нашу землю.
И они пошли, два названных брата. И подошли к ханскому городу два названных брата.
У берега реки остановились:
- Войдём в воду: омоемся вместе.
И дивились ангелы на небесах, что сказал Господь человеку: “брат!”
Странник вошёл в реку и с ним царевич Алей. Странник взял рыбу:
- Ты знаешь силу этой рыбы?
- Нет.
И сказал странник:
- Глаза этой рыбы - от слепоты, стамех - от проказы, желчь - от тёмных духов.
И почуял царевич сердцем:
отец ослеп - и вот прозреет!
мать в проказе - и вот очистится!
жена бесноватая - и вот освободится!
И положил он всё сокровище - всю дань - и серебро и золото до последней копейки старушонки-нищенки Клещевны к ногам названного брата, взял рыбу и поспешил домой - в дом печали и боли и отчаяния.
***
Желчью коснулся царевич сердца Купавны - и жена узнала его.
Перекрестилась Купава:
“Господи! Как давно она не видела его, по-темненная, и вот опять видит!”
Стамехом царевич коснулся рук царицы Туракины - и мать поднялась, как омытая.
- Ты мою душу обрадовал!
Царевич коснулся глаз царя Огодая - и отец прозрел.
- Откуда это?
И рассказал ему царевич все свои неудачи и всё отчаяние своё, и как в последнюю минуту, когда сердце его разрывалось от жалости, подошёл к нему какой-то... пожалел его, собрал для него дань и потом побратались они - “все сокровища он оставил брату, а брат дал ему эту рыбу!”
Великий хан царь Огодай поднялся:
- Пойдём, сын, ведь это был Христос!
***
И они поспешно йышли из дворца, царь Огодай и царевич Алей.
И пошли по дороге к реке, где оставил царевич названного брата.
Но там Его не было.
На берегу лежало сокровище - серебро и золото - но Его уж не было.
И, глядя на дорогу, Огодай вдруг увидел:
По дороге к горе, где ёлочки крестами глядят, шёл - и свет голубой дорожкой таял по Его следу.
Великий хан царь Огодай растерзал свои царские одежды и с плачем припал к земле.
Царь Агей
В городе Фелуане царствовал царь, именем Аггей - единый подсолнечный прегордый царь! От моря и до моря, от рек и до конца земли было его царство, и много народа жили под его волей.
Стоял царь за обедней и слышит, диакон читает: “Богатые обнищают, а нищие обогатятся”.
В первый раз царь услышал и поражён был:
- Ложь! - крикнул царь. - Я, царь - я обнищаю? И в гневе поднялся царь к аналою и вырвал
лист из евангелия с неправыми словами.
Большое было смятение в церкви, но никто не посмел поднять голоса - царю как перечить?
Царь Аггей в тот день особенно был в духе -на душе ему было весело, и он всё повторял, смеясь:
- Я, царь Аггей, обнищаю?
И окружавшие его прихвостни, подхалимя, поддакивали.
А те, кто знал неправду царскую, и хотели бы сказать, да как царю скажешь? Страшна немилость!
По обеде затеяли охоту.
И было царю весело в поле. Сердце его насыщалось гордостью.
- Я, царь Аггей, - смеялся царь, - обнищаю!
Необыкновенной красоты олень бежал полем. И все помчались за ним. А олень, как на крыльях - никак не догонишь.
- Стойте, - крикнул царь, - я один его поймаю! И поскакал царь один за ^ оленем.
И вот-вот догонит. На пути речка. Олень - в воду. Царь - с коня. Привязал коня, скинул с себя одежду и сам в воду, да вплавь за оленем - вот-вот догонит!
А когда плыл царь за оленем, ангел принял образ царя Аггея и в одежде его царской на его царском коне вернулся к свите.
- Олень пропал! Поедемте домой!
И весело помчались охотники лесом.
***
Аггей переплыл реку - оленя нет: пропал олень! Постоял Аггей на берегу, послушал. Нет, пропал олень! Вот досада!
И поплыл назад. А как выплыл, хвать - ни одежды, ни коня! Вот беда-то!
Стал кликать - не отзываются. - Что за напасть! - И пошёл. Прошёл немного, опять покликал - нет никого! Вот горе-то!
А уж ночь. Хоть в лесу ночуй. Кое-как стал пробираться. Иззяб, стосковался.
А уж как солнышка-то ждал!
Со светом Аггей выбрался из леса - слава Богу, пастухи!
- Пастухи, вы не видали моего коня и одежды?
- А ты кто такой? - Недоверчиво глядели пастухи: ещё бы, из лесу голыш!
- Я ваш царь Аггей.
- Давеча царь со свитой с охоты проехал, -сказал старый пастух.
- Я царь Аггей! - нетерпеливо воскликнул Аггей.
Пастухи повскакали.
- Негодяй! ~ Да кнутом его.
Пустился от них Аггей - в первый раз застонал от боли и обиды!
Едва дух переводит. Пастухи вернулись к стаду. А он избитый поплёлся по дороге.
Едут купцы.
- Ты чего нагишом?
А Аггей сказать о себе уж боится: опять поколотят.
- Разбойники... ограбили! - И голосу своего не узнал Аггей: сколько унижения и жалобы!
Сжалились купцы, - а и вправду вышел грех, не врёт! Кинули с возу тряпья.
А уж как рад-то он был и грязному тряпью - ой, не хорошо у нас в жестоком мире!
***
В первый раз так обрадовался, и не знает он, как благодарить купцов.
Голодранцем шёл Аггей, еле жив.
Поздним вечером вошёл он в свой Фелуан город.
Там постучит - не пускают, тут попросится - гонят. Боятся - пусти такого, ещё стащит!
И одна нашлась добрая душа, какой-то за-булдыга, пьющий музыкант: “Если и вор, украсть-то нечего, а видно несчастный!” - принял его, накормил.
Никогда так Аггей не ел вкусно: “советский суп” с воблой показался ему объеденьем. Присел он к печке, обогрелся - ой, не хорошо у нас в жестоком мире!
Отдышался, всё молчком, боится слова сказать, а тут отошёл.
- А кто у вас теперь царь? - робко спросил музыканта.
- Вот чудак! Или ты не нашей земли? Царь у нас Аггей Аггеич.
- А давно ли царствует царь Аггей?
- Тридцать лет.
Ничего не понимает Аггей: ведь он же царь Аггей, он царствовал тридцать лет! И вот сидит оборванный в конуре у какого-то забулдыги. И никто не признает его за царя. И сам он ничем не может доказать, что он царь. Кто-то, видно, ловко подстроил, назвался его именем, и все его ближние поверили. Написать царице письмо, помянуть то их тайное, что известно только ей и ему - вот последняя и единственная надежда! По письму царица поймёт, и обман рассеется!
Аггей написал царице письмо. Переночевал и другую ночь у музыканта. Ну, до царицы-то письмо не дошло! А нагрянули к музыканту “полунощные гости” с обыском и, как там пастухи, жестоко избили Аггея - выскочил он, забыл и поблагодарить музыканта: хорошо ещё в чеку не угодил!
И бежал он ночь без оглядки. А вышел на дорогу - кругом один, нет никого.
“Я, царь Аггей, - обнищаю!..” - Вспомнил всё, и горько ему стало.
Был он царём, был богатый - теперь последний человек! Никогда не думал о таком, и представить себе не мог, и вот знает: что такое последний человек.
***
Ангел, приняв образ царя Аггея, не смутил ни ближних царя, ни царицу: он был, как есть, царь Аггей, не отличишь. Только одно беспокоило царицу: уединённость царя.
- Есть у меня на душе большая дума, я один её передумаю, и тогда будем жить по-старому! - сказал царь царице.
И успокоил царицу.
И никто не знал, что за царь правит царством, и где скитается по миру настоящий царь Аггей.
А ему надо же как-нибудь жизнь свою прожить!
Походил он, походил по жёстким дорогам голодом-холодом, последним человеком, зашёл на деревню и нанялся батраком у крестьянина лето работать. А крестьянское дело тяжёлое, непривычному не справиться! Побился, побился - плохо. Видит хозяин - плохой работник, и отказал.
И опять очутился Аггей на проезжей дороге, кругом один.
И уж не знает, за что и браться! И идёт так дорогой - куда глаза глядят.
Встречу странники.
- Товарищи, нет мне места на земле!
- А пойдём с нами, товарищ!
И дали ему странники нести “коммунальную суму”. И он пошёл за ними.
Вечером вошли они в Фелуан город. Остановились на ночлег. И велели Аггею печку топить и носить воду. До глубокой ночи Аггей ухаживал за ними.
А когда все заснули, стал он на молитву - и в первый раз молитва его была ясна.
Вот он узнал, что такое жизнь на земле в этом жестоком мире, но и его, последнего человека, Бог не оставил, и ему, последнему человеку, нашлось на земле место! Он и будет всю свою жизнь до последней минуты с убогими, странными и несчастными: помогать им будет - облегчать в их страшной доле! И благодарит он Бога за свою судьбу. И ничего ему теперь не страшно - не один он в этом жестоком непостижимом мире.
И когда так молился Аггей в тесноте около нар, там, в царском дворце вышел ангел в образе царя Аггея из своего затвора к царице.
И светел был его лик.
- Я всю думу мою передумал! Будет завтра у нас пир.
И велел кликать на утро со всех концов странных и убогих на царев пир. И набралось нищеты полон царский двор. Пришли и те странники, которым служил Аггей. И Аггей пришёл с ними на царский двор. И поил и кормил царь странников.
А когда кончилось угощенье и стали прощаться, всех отпустил царь и одного велел задержать - что суму носит, “мехоношу”.
И остался Аггей и с ним ангел в образе царя Аггея.
- Я знаю тебя, - сказал ангел.
Аггей смотрел на него, и было чудно ему видеть так близко самого себя - “свой царский образ”.
- Ты царь Аггей! - сказал ангел, - вот тебе корона и твоя царская одежда, теперь ты царствуй! - И вдруг переменился.
И понял Аггей, что это ангел Господень.
Нет, ему не надо царской короны, ни царства: он до смерти будет в жестоком мире среди бед и горя, стражда и алча со всем миром!
И слыша голос человеческого сердца, осенил его ангел — и с царской короной поднялся над землёй.
А Аггей пошёл из дворца на волю к своим странным братьям. И когда проходил он по тёмным улицам к заставе, какие-то громилы, зарясь на его мешок, убили его. Искали серебра и золота, и ничего не нашли! И душа его ясна, как серебро, пройдя жестокий мир, поднялась над землёй к Богу.
Камушек
Жил-был старик со старухой. Смолоду-то плохо приходилось: навалит беды и обиды, никуда не схоронишься.
Очень они роптали на свою жизнь и долю: сколько ни просят, сколько ни молятся, всё по-прежнему, а то и того хуже!
Ну, а потом свыклись и всё терпели.
Старик рыбу ловил, старуха рыбу чистила, так и жили.
И до глубокой старости дожили - дедушка Иван да Митревна старуха.
***
Лежит раз дед, спать собирается, а сам всё раздумывает: “И почему одним жизнь даётся лёгкая да удачная, а другим не везет и всё трудно, и люди, как рыбы, одни мелко плавают, а другие глубоко?”
И слышит дед, ровно кто с речки его кличет: “Дедушка Иван! А дедушка Иван! Перевези меня, прекрасную девицу!”
Не хотелось старику вставать, а надо - мало ли что может быть, несчастье какое - и поднялся, да прямо к речке, сел в лодку - и на тот берег.
А на берегу-то и нет никого.
И уж думал старик назад возвращаться и только взялся за вёсла, слышит, опять кличет:
“Дедушка Иван! Поезжай ниже! Возьми меня, прекрасную девицу!”
Старик сажени три проехал и остановился.
А и там нет никого.
“Эка досада, - думает старик, - всё-то попусту, только зря взворошился, сон разбередил!”
И только это он подумал, слышит и в третий раз:
“Дедушка Иван! Поезжай ниже! Возьми меня, прекрасную девицу!”
Опять послушался старик - проехал ещё немного.
И нет, никого не видно.
“Или шутит кто?”
И уж взялся за вёсла - и вдруг как в лодку стукнет:
“Поезжай домой, дедушка!”
И лодка сама оттолкнулась и поплыла.
А ведь никого - никого-то не видать старику!
Доехал он до деревни, оставил у берега лодку и домой.
А старуха не спит: забеспокоилась - ждёт
старика!
И рассказал ей старик, как трижды кто-то кликал его, и от берега до берега искал он, кто это кличет.
- В лодку кольнуло: “Поезжай, говорит, домой, дедушка!” А никого нет, не видать. Не знаю, кого я перевёз!
- Надо, старик, по утру посмотреть, что ни есть в лодке! - сказала старуха, - с великого-то ума, может, ты рака какого рогатого перевёз на свою голову: я за твоего рака отвечать не желаю!
И до утра всё беспокоилась старуха.
Утром рано, ещё все спали, вышел старик на реку и прямо к лодке. Глядь, а в лодке икона: девица с крестом в руке и так смотрит, как живая, жалостно: “Дедушка, мол, потерпи ещё!”
Взял старик икону, да скорее с иконой в
избу.
- Вот, кого я, старуха, перевез-то! Обрадовалась старуха:
- Ну, старик, это наше счастье, молись Богу!
И поставили икону в красный угол на божницу, засветили перед ней лампадку -от огонька она ещё живее, как живая смотрит.
И ожили старики: теперь им пойдёт удача.
- Слушай, старик, помяни моё слово, мы разбогатеем. Только не надо из рук упускать!
А она взяла да и ушла - через трое суток ушла от стариков.
Есть на деревне у берега площадка - она туда и ушла на муравку: на муравке-то, значит, ей там лучше, на миру, на народе.
***
Сорок дней прошло, сорок ночей, лежит старик, не спится ему, всё раздумывает: “И почему одни не ищут счастья, а им всё даётся, а другие, сколько ни стараются, а из-под рук всё мимо, и как рыба - и даётся, и не удержишь!”
И слышит дед, ровно с реки, как тогда, кличет:
“Дедушка Иван, перевези мой камушек!”
Поднялся старик да на реку в лодку - и прямо к тому самому месту, откуда икону перевёз - “прекрасную девицу”.
“Я, дедушка, камушек!” - услышал старик.
Стукнуло в лодку, закатилось в нос - и лодка потяжелела.
“Ну, дедушка, пихайся, вези меня домой!”
Старик отпихнул лодку, и поехали, и чем дальше, тем труднее, едва добрался.
“Дедушка, вынеси меня на муравку!” - камушек-то просит.
Пошарил старик в лодке, поймал камень -каменный крест - а поднять-то не может!
Так и пошёл домой с пустыми руками
- Надо всем миром! - сказала старуха.
И до утра просидели старики, не спалось им в ту ночь, всё о камушке разговаривали: какой он, этот камушек - каменный крест - каменный или серебряный?
- Дедушка, вынеси меня на муравку! - повторял дед, как сказал ему мудрёный этот камушек.
У всякого есть свой камушек - своё им вспомнилось, своё тяжелое и горькое - беда, своё невыносимое - доля, и как вот, слава Богу, до старости лет дожили и уже пора “домой!”
На утро пошёл старик народ собирать.
Рассказал старик о камушке.
- Надо всем миром!
И откликнулись: всем народом пошли к речке - всем миром подняли камень и на мураву отнесли, на берег.
Там и поставили -
А на камне написано:
“ВЕЛИКАЯ МУЧЕНИЦА”
И как поставили этот каменный крест, из-под камушка-то ключик и побежал - студёная вода! И в самую засуху бежит, не высыхает, а и в зиму не мёрзнет:
“Ради крестного камушка великомученицы!”
Венец
В Святой вечер шёл Христос и с ним апостол Пётр. Нищим странником шёл Христос с верным апостолом по земле.
Огустевал морозный вечерний свет. Ночное зарево от печей и труб, как заря вечерняя, пожаром разливался над белой - от берегового угля, нефти, кокса ещё белее! - снежной Невой.
Шёл Христос с апостолом Петром по изгу-дованному призывными гудками тракту.
***
И услышал Пётр: из дому пение на улицу.
Приостановился - там в окнах свечи поблёскивали унывно, как пение.
И вот в унывное пробил быстрый ключ -вознеслась рождественская песнь: Христос рождается -Христос на земле!
Обернулся Пётр: хотел Христа позвать войти вместе в дом - а Христа и нет.
- Господи, где же Ты?
А Христос - вон уж где! - Мимо дома прошёл Христос - слышал божественное пение, не слышать не мог - и прошёл. Пётр вдогон.
Христос рождается –
Христос на земле!
С песней нагнал Пётр Христа. И опять они шли, два странника, по земле.
***
По дороге им попался другой дом: там шумно, песня, и слышно - на голос подняли песню, там смех и огоньки.
- Под такой большой праздник бесстыжие
пляшут!
И Пётр ускорил шаги.
И было ему на горькую раздуму за весь народ: “Пропасть и беды пойдут, постигнет Божий гнев!”
И шёл уныл и печален - жалкий слепой плач омрачал его душу.
Вдруг спохватился - а Христа нет.
- Господи, где же Ты? А Христос - там!
“Или входил Он в тот дом и вот вышел?” Христос там - у того дома: и в ночи свет -
светит, как свет, венец на Его голове.
Хотел Пётр идти назад, но Христос сам шёл
к нему.
И воззвал Пётр к Христу:
- Я всюду пойду за Тобой, Господи! Открой мне: там Тебя величали, там Тебе молились, и Ты мимо прошёл, а тут - забыли Твой праздник, песни поют, и Ты вошёл к ним?
- О, Пётр, мой верный апостол, те молениями Меня молили и клятвами заклинали, и свет мой осиял их сердце - Я всегда с ними! А у этих -сердце их чисто, и Я вошёл к ним в дом. И вот венец: сплетён из слов и песен - неувядаем, видеть всем.
***
В святой вечер шёл Христос и с ним апостол Пётр.
И в ночи над белой Невой - над заревом от печей и труб сиял до небес
венец.
- Пусть эта весть пройдёт по всей земле! -
не из золота, не из жемчуга,
а от всякого цвета красна и бела
и от ветвей Божия рая -
неувядаемый венец
от слов и песен чистого сердца.
(с) Храм Владимирской иконы Божией Матери